Владикавказ записан в солдаты по факту рождения: крепость у входа в Дарьялское ущелье была призвана защищать южную оконечность Военно-грузинской дороги, прямого пути сообщения между Россией и легшей под ее руку Грузией. Закладывали город торжественно: пехотным полком и двумя приданными егерскими батальонами, с артиллерией и парой сотен казаков на флангах. Все, однако же, прошло мирно, свидетельствуют очевидцы. Да так с тех пор и повелось: война во Владикавказ не приходила, даже в 1942-м немецкое наступление остановилось у пригородной Гизели. Но военная память — долгая, и Владикавказ всегда на страже, даже сегодня. Лучшая профессия — воин, лучшая одежда — форменная. Об этом напоминают памятники многочисленным суровым мужчинам в форме, которые встречаются здесь повсюду: от безымянного основателя осетинской столицы в казачьей форме рядом с новодельной крепостицей до бюста первого начальника владикавказского ГПУ Семена Штыба, погибшего в схватке с расхитителями скота, — сплошь суровые взгляды, кубанки, гимнастерки, портупеи. Даже потешный городовой, расположившийся в центре города, невдалеке от площади Ленина, предупреждающе держится за шашку и глядит сурово, словно бы знает каждого прохожего с плохой стороны. Или не знает, но узнает, и очень скоро. А главный памятник города — джигит, летящий над скверами, улицами, горами на зло изгибающем шею скакуне, — не герой старинных легенд, каким он кажется непосвященным, а вполне реальный генерал Исса Плиев, легендарный конник Великой Отечественной, герой дерзких прорывов в фашистские тылы, несмотря на чины и звания, лично встававший во главе гибельных атак. Владикавказ помнит и гордится.
© Крылов Иван / Wikimedia Commons CC BY-SA 4.0
В отличие от военных монументов, памятники гражданским Владикавказу не даются. Может, поэтому город, в котором отметился практически каждый светоч русской литературы — Пушкин, Грибоедов, Лермонтов, Толстой, Островский, Горький, Чехов, Маяковский, — память об их пребывании город, можно сказать, не сохранил. Исключением, как обычно, стало Солнце русской поэзии, — хотя, может, лучше было бы обойтись без пиетета: памятник Пушкину в центре города, рядом с улицей Кирова, в свое время вызвал чуть ли не культурный бунт. Поэт изображен едущим на запряженной парой волов арбе, ведомой возницей-осетином, причем, судя по лицам и позам, ни людям, ни животным эта поездка удовольствия не доставляет. По слухам, решительные местные литературоведы довольно активно требовали сбросить неказистого Пушкина с корабля современности и даже пару раз обливали творение краской, но потом страсти поутихли, и бронзовый поэт все же сохранил за собой место в истории Владикавказа.
© Rost.galis / Wikimedia Commons CC BY-SA 4.0
Невзирая на суровый воинский дух осетинской столицы, главная городская улица — проспект Мира. Вначале на это звание претендовала улица Ленина, бывшая Дворянская, бывшая Лорис-Меликовская. Но постепенно, год за годом, звание главного городского бродвея завоевал Нестеровский бульвар, затем — проспект Александровский, Пролетарский и имени Сталина. Имена менялись быстрее внешнего облика, и нынешний проспект Мира по-прежнему остался бульваром — с широким променадом под купами столетних деревьев с открыточным видом на Столовую гору, где расположилась лучшая из смотровых площадок города. Здесь, перед зданием штаба городского гарнизона, в XIX веке стоял самый почитаемый из городских воинских монументов — памятник солдату Архипу Осипову, отличившемуся в схватках с горцами, в одной из них погибшему и удостоившемуся за то увековечения в камне и в почетных списках своего полка. Сейчас на этом месте — здание аграрного университета и бюст генерала Плиева: новое время — новые песни.
© Rartat / Wikimedia Commons CC BY-SA 4.0
Ближе к площади Ленина — еще один памятный дом, здание Русского театра имени Вахтангова, память еще об одном знаменитом, хоть и невольном госте осетинской столицы. Михаила Булгакова забросило во Владикавказ ураганом Гражданской, вместе с деникинской армией. Здесь он ради пропитания пробавлялся подручной гуманитарной шабашкой: его трехактная пьеса о революционных горцах «Сыновья муллы» с успехом шла в местном народном театре. «В смысле бездарности это было нечто совершенно особенное», — вспоминал он позже в «Записках на манжетах», почти единственным воспоминанием о Владикавказе. Впрочем, город помнит все: здание театра с тех пор практически не изменилось. Что неудивительно: время во Владикавказе движется зигзагами, оставляя метки эпох на городских улицах: свежие иномарки обгоняют дребезжащие трамваи — «татры» советской эпохи, на свежих табличках с номерами домов названия улиц дублируются дореволюционным написанием с «ятями», а на сохранившихся советских табличках сохранились надписи на осетинском. В целом осетинских надписей не так много: единственные, кто твердо держится национальных традиций — держатели лавок с осетинскими пирогами, и их начертание придется заучить на глаз — иначе запросто можете упустить главную гастрономическую достопримечательность здешних мест. Осетинские пироги готовят в невзрачных палатках, полуподвалах и шалманчиках за углом, причем прямо при заказчике: осетинский пирог следует есть свежим и горячим, иначе и смысла нет. Меню тоже затвердим заранее: пирог с мясом — фыдджин, с картофелем — картофджын, со свекольной ботвой — цахараджын, с тыквой — насджын, с капустой — кабускаджын, с зеленым луком — хадындзджын, с сыром — уалибах. Пирогами можно насладиться на свежем воздухе, к примеру, на берегу Терека — вполне тихого большую часть года в городских границах, или на лавочке с видом на самую, пожалуй, живую гражданскую скульптуру города. Она называется «Нардисты» — двое мужчин сидят на лавочке за нардами столь расслабленно и естественно, что тут же заставляют забыть о солдатской строгости и собранности Владикавказа. В конце концов, солдату тоже нужен отдых — и кто мы такие, чтобы ему мешать.